В то время как Борис с головой окунулся в свою геодезию, вторая, как и подобает красивой женщине, более привлекательная половина семьи Буткевичей заканчивала более чем сложную учёбу по переподготовке врачей. Этот курс без всякого преувеличения можно было назвать феноменально тяжёлым. Для сдачи трёх экзаменов на геодезическую лицензию Борис потратил на подготовку три недели. Конечно же, время на учёбу исчислялась не в днях, а в часах, поскольку он уделял самостоятельным занятиям несколько часов в вечернее время после работы. У Татьяны всё было намного экстремальнее. Во-первых, следовало попасть на специальные курсы, где надо было пройти что-то похожее на кастинг. Длительность курса при этом составляла около десяти месяцев. Во-вторых, обучение проходило в одной из лучших израильских больниц, где лекционный курс читали профессора и ведущие специалисты клиники. Занятия, естественно, велись на иврите, что было совсем не естественно для русских врачей. Постигать и запоминать услышанное было ох как нелегко. В-третьих, курс не предусматривал на разделение врачей по специальностям. Совершенно неважно, был ты гинекологом, урологом или хирургом, для всех читался один и тот же материал, охватывающий кардиологию, пульмонологию, гастроэнтерологию, педиатрию и т. д. и т. п. Понятно, что для врача-специалиста в определённой области, более десяти лет назад закончившего медицинский институт, переварить и осмыслить такое интегральное изобилие было затруднительно.
В дополнение к отмеченному, израильская медицина, как по форме, так и по содержанию, существенно отличалась от советской. Она строилась по американской модели, которая работала по методу математической статистики, т. е. на основании глубокого и масштабного анализа количественных данных выводилась чуть ли не глобальная концепция лечения. Это напоминало, как конструкторское бюро в инстатуте разрабатывает проект какого-нибудь блока, который после многочисленной апробации получает статус типового и изготавливается всеми заводами отрасли. Получалось, что больной как бы кувыркался на медицинском конвейере, который на стандартной основе выдавал рецепты для его лечения. Несомненно, американская модель имела свои преимущества. Однако она не учитывала, что конкретно взятый больной далеко не всегда представлял собой среднестатистический прообраз. Совсем наоборот, он, практически всегда, был индивидуален. Советская медицина, по крайней мере, пыталась поймать эту индивидуальность при лечении. Точечность советской медицины заключалась не столько в чётком определении диагноза пациента, сколько в индивидуальном отношении к нему. Недаром, когда через несколько лет израильские клиники наводнили бывшие советские врачи, коренные жители восторженно отмечали, что с русским врачом и поговорить можно, он внимательно выслушает все твои жалобы и подробно объяснит, что необходимо предпринять. В противовес ему, израильский эскулап тупо всматривается в компьютер и на основании всё той же статистической информации, которую выдаёт монитор, назначает лечение. Хотя, с другой стороны, Татьяна хорошо помнит, что при написании своей дипломной работы она поместила туда много страниц с графиками температуры больных. Когда Борис случайно увидел это, он, не долго думая, на основании приведенных данных составил статистическое уравнение регрессии, которое одной формулой учитывала всё, что было написано на многочисленных страницах. Впоследствии Татьяна яркой красной гуашью вписала эту формулу в плакат, который среди прочих висел на стенде во время защиты. Именитый профессор, один из членов государственной комиссии, обратив внимание на этот плакат, воскликнул:
– Да вы посмотрите, что делается, товарищи! Дипломантка применила в своей работе методы математической статистики. Это замечательно! Она, безусловно, будет превосходным доктором!
Сегодня этот превосходный доктор чувствовала себя не так уж и превосходно. Она испытывала непомерно большее волнение, чем в день, когда в Москве защищала свой врачебный диплом. Именно сегодня наступил день экзамена на врачебную лицензию, когда ей надлежало подтвердить лестную оценку столичного профессора. Татьяна знала, что по данным Минздрава Израиля этот экзамен с первого раза сдают менее 30 % врачей, т. е. по теории вероятности шансы на успех были менее одной трети. Экзамен включал в себя 220 вопросов по всем разделам современной медицины. При этом для успешной сдачи необходимо было ответить на 60 % всех вопросов. Дополнительную трудность создавала непривычная для советских врачей американская система, в соответствии с которой из пяти ответов на вопрос необходимо было выбрать один, единственно правильный. Огромным преимуществом являлся факт, что экзамен был на русском языке. В то же время это преимущество несколько и усложняло правильное понимание вопроса. Причина крылась в недоброкачественном переводе с иврита на русский. Татьяна готова была голову оторвать невидимому переводчику, которой, видимо, не в совершенстве владел то ли ивритом, то ли русским языком, а, скорее всего, и тем, и другим. Ведь пятёрка ответов на вопрос составлялась так, чтобы они были похожи, и неточный перевод нюанса мог повлечь провальный ответ. Четыре часа экзамена пролетели, как одно мгновение. Татьяна вышла из зала, где сидели никак не меньше чем две тысячи соискателей израильской врачебной лицензии, опустошённой и надломленной. Она не помнила, как добралась домой. Хорошо, что Борис был на месте. Увидев разбитую и измученную жену, он чуть ли не силой заставил её раздеться, выпить стакан крепкого чая, куда тайком налил немного коньяка, и, подхватив на руки, отнёс в кровать.