Русский акцент - Страница 82

– Борисочка, здравствуй! Жду тебя в номере 815 на восьмом этаже.

Эдуард от удивления присвистнул:

– Ну, ничего, себе, Борисочка! Ты помнишь мою аспирантку, блондинку Соню. Так помнится, ещё она мне рассказывала, что ты произвёл на неё неотразимое впечатление. Но то была коренная одесситка Сонечка. Но чтобы вот так сразу влюбить в себя мусульманку неизвестной наружности! Ай да, Бориска! Ай да, жук!

Борис тупо уставился в отобранную у Эдуарда записку и мучительно вспоминал, кто называл его когда-то Борисочка. Как назло ничего путного на ум не приходило. Эдуард тем временем продолжал глумиться над ним, приговаривая:

– Чего же ты сидишь, Борисочка? Немедленно беги в номер 815. Крепи еврейско-арабскую дружбу! Хотя, постой, мусульманкам посторонние связи запрещаются как Аллахом, так и Кораном.

Борис продолжал пребывать в отрешённом состоянии. Он отказывался понимать, откуда эта арабская аборигенка знает русский язык и откуда ей ведомо его имя да ещё в таком фамильярном обращении. Понимание этого никакой логике не подавалось. Он привстал со своего места, намериваясь проследовать к лифту, чтобы подняться на восьмой этаж.

Эдуард схватил его за плечи и, усадив на место, уже серьёзным голосом проговорил:

– Послушай, Боря, не сходи с ума, даже не думай подниматься туда. Кто его знает, а вдруг это провокация. Ты что забыл, как начальник службы безопасности института инструктировал нас быть крайне осторожными и бдительными в этой не очень дружественной к нам арабской стране.

Боря же, не слушая назидания друга, стремительно помчался к лифту и вскочил в него сквозь уже закрывающиеся двери.

Отыскав дверь с номером 815, Борис несколько минут постоял перед ней и нерешительно постучал. Дверь открыла та самая арабка, которая манила его мизинцем. Она провела его в комнату, присела на диван и на чисто русском языке, с неким даже московским прононсом, тихо прошептала:

– Ну, вот и встретились, Боренька! Ты не представляешь, как я рада тебя увидеть.

Остолбеневший Борис несколько минут не мог прийти в себя, он немигающим взглядом вглядывался в бесформенный балахон «хиджаба», скрывающий облик невидимого визави, и отрешённо вымолвил:

– Простите меня, пожалуйста, но откуда вы знаете, что я Боренька или, как изволили выразиться в записочке, Борисочка? Кто вы вообще такая и что вы от меня хотите?

– И не стыдно тебе, Борисочка, – прервала его женщина в парандже, – не признавать женщину, с которой ты лежал в одной постели?

Лоб Бориса покрылся влажной испариной. Он вспомнил, что в аспирантуре учился вместе с арабом из Сирии по имени Рахим. Борис помогал ему писать диссертацию и даже редактировал её, помогая с русским языком, которым тот владел далеко не в совершенстве. Бывало, он засиживался с ним в общежитии до поздней ночи, и тогда Рахим угощал его ужином, который они ели, чуть ли не с одной тарелки. Не известно знал ли он, что Борис по национальности еврей или нет. Но абсолютно точно известно, что после защиты своей диссертации Рахим долго обнимал Бориса, благодаря за помощь и участие в его судьбе. В какое-то время просочилась информация, что Рахим якобы возглавляет геодезический департамент в Сирии. Поскольку между Израилем и Сирией нет дипломатических отношений, и вряд ли они появятся в обозримом будущем, то вероятность встречи с ним равняется нулю. Вспомнив про Рахима, Борис прикидывал, связано ли каким-то образом его сомнительное знакомств с этой арабкой с именем Рахима.

Не успел Борис просчитать, как и при каких обстоятельствах он мог оказаться с гражданкой мусульманского государства в одной постели, как она, сбросив с себя «хиджаб», прильнула к нему и крепко, почти взасос поцеловала его. Оторопело отпрянув от неё, Борис заглянул в её уже, неприкрытое хиджабом, красивое лицо. На него с ироничным прищуром уставились небесной синевы глаза невероятно красивой белокурой женщины. Её натуральный цвет волос и вздёрнутый носик не оставлял сомнений в нулевой вероятности того, что она каким образом принадлежит к мусульманскому сословию. К тому же, когда она произносила, ключевое, в данном случае, слово постель, Борису послышалось в нём характерное московское аканье. Борис ещё раз протёр свои, заплывшие от удивления, глаза, ещё раз внимательно взглянул на «псевдоарабку» и перед ним стали явственно проступать очертания хорошо знакомой женщины, пока, наконец, он не признал в ней свою однокурсницу, общепризнанную институтскую красавицу Наташку Соколову. На какое-то мгновение у Бориса закружилась голова, он, не владея собой, подбежал к ней, крепко прижал к себе и беспорядочно растасовывал свои поцелуи в её головку, в щёки, в лоб и в губы.

– Наташка, ты просто чудо небесное, – воскликнул он, – похоже, что какой-то иорданский муэдзин сбросил тебя с высокого минарета и приблизил ко мне.

Борис отстранился от Наташи, и только сейчас заметил, что она, сбросив свой хиджаб, который сиротливо валялся на гостиничном диване, стояла перед ним в белых ажурных трусиках и такого же цвета бюстгальтере, лишь наполовину прикрывающим её упругие груди. Перехватив его фривольный взгляд, Наташа приоткрыла дверь спальной комнаты, в ней чуть ли под самым потолком на высоких резных ножках громоздилось некое восточное ложе под балдахином, который спускался своими тяжёлыми золотыми шнурами с кистями к самому полу.

– Ну, что, Борисочка, повторим нашу незабываемую московскую ночь. Я так соскучилась по настоящему русскому мужчине, который когда-то потреблял незабываемую «Стрелецкую».

– Послушай, Наташенька, – взволнованно пробубнил Борис, – во-первых, я не совсем русский, а во-вторых, ты уж извини, у меня был очень насыщенный день, я очень устал. В-третьих, мы сегодня с тобой, ты уж извини, находимся в разных, если можно так выразиться, геополитических пространствах.