В какой-то момент Борис помимо своего сознания, которое назойливо подсказывало ему, что этого делать нельзя, присел на первый, попавшийся на извилистой тропе, валун. Он уже не замечал, простиравшегося во все стороны горизонта, поистине фантастического марсианского пейзажа. Резные отвесные стены остроконечных каменистых пиков, разноцветная палитра скальных разрезов и нагромождение огромных валунов уже не волновали его потухшее воображение. Борис думал только о том, как найти в себе силы подняться и пойти дальше. Ариэль и Менаше, взволнованно вглядываясь в бледное лицо Бориса, обсуждали между собой, как вызвать к месту их дислокации вертолёт с целью его вызволения из жаркого каменного плена. Услышав слово вертолёт, Борис, едва успев подумать:
– Вот только этого ещё не хватало! Прославиться на всю еврейскую державу! Чтобы потом, падкие до сенсаций, израильские газеты раструбили, как спасали с простого маршрута, который зачастую и школьники проходят, начальника полевого отдела, – невероятным усилием воли заставил себя поднятья и медленно, едва переставляя отяжелевшие ноги, продолжить изнурительный подъём.
Как ни странно, но именно этот, совсем не гипотетический, шанс опозориться перед всеми и, прежде всего, перед самим собой, придал ему заряд, неизвестно откуда, найденных сил двигаться дальше. Шаг за шагом он медленно, следовал по узкому змеистому каньонному проходу, и каждый раз ему казалось, что уже видно их красный джип, оставленный ими у скального бастиона. Через полчаса хода джип, наконец-то, проявился уже наяву. А ещё через полчаса он остановился у небольшого киоска на перекрёстке дорог, где Борис отоварился двухлитровой бутылкой минеральной воды, которую тут же без остатка влил в свой почти иссохший организм.
По приезду в институт Борис хотел было рассказать о своих злоключениях в горной пустыне, всё-таки Эдуард был не просто профессором, а, ещё и, мастером спорта по альпинизму. Его имя неоднократно упоминалось в ежегодниках советского альпинизма «Побеждённые вершины». Но тот, не дав ему не вымолвить ни слова, увлёк его за собой и торопливо проронил:
– Собирай, Боренька, свой походный кейс, завтра по распоряжению директора мы с тобой едем в Амман.
– Эдик, у тебя все дома, – покрутил пальцем у своего виска Борис, – ты часом не злоупотребил сегодня алкоголем. Или может ты забыл, что Амман – это не что иное, как столица Иорданского королевства, которое является арабским и враждебным Израилю государством.
– Ты уж прости меня грешного, Борис, – оборвал его Эдуард, – но это ты забыл, что буквально несколько месяцев назад Иордания стала второй после Египта арабской страной, заключившей мирный договор с Израилем. Именно в этой связи и должна быть установлена окончательная граница между двумя государствами.
– А причём здесь мы с тобой, Эдик, – смущаясь, спросил Борис.
– Притом, дорогой, – улыбнулся он, – что я как представитель проектной службы, а ты как руководитель полевого отдела должны с нашими иорданскими коллегами разработать совместную программу координирования границ, которая, как меня информировали, будет проходить посредине реки Иордан.
Борис вдруг вспомнил, что в прошлом году, когда работники института выезжали на экскурсию на север Израиля, он впервые увидел реку Иордан, которая берёт своё начало в Верхней Галилее, протекает через озеро Кинерет и впадает в Мёртвое море. Ему казалось, что это река, в водах которого проходило крещение Иисуса Христа, является полноводной настолько, насколько священной и значимой для христиан всего мира. Никто не спорит, что эта река поистине является праведной и божественной. Что же касается вопроса полноводности её русла, то он кажется риторическим. Ширина Иордана в большинстве мест такова, что хорошему легкоатлету под силу её перепрыгнуть. Когда Борис со своей сотрудницей Тоней Перельман сплавлялись по ней на каяке, их догнала лодка, где сидели инженеры фотограмметрического отдела, коренные израильтяне, родившиеся здесь. Они, повернувшись к белокурой Тоне раскрасневшимися от жгучего солнца лицами, радостно и в тоже время гордо вопросили:
– Ну, Тонечка, как тебе нравится наш Иордан?
Тоня, которая родилась в одном из волжских городов, с ироничной ухмылкой ответила:
– Да, действительно, святая река. Правда, в России реки такой величины даже названия не имеют. Да и ширина Волги, на берегу которой я родилась, больше длины вашего Иордана.
На самом деле длина Иордана составляла 250 километров, а ширина Волги около 28 километров, но всёже не 40 метров, как Иордана в самом широком месте.
Встреча с иорданскими геодезистами состоялась в нижнем течении того самого Иордана на границе между арабским и еврейским государством. Никакой нейтральной полосы, упомянутой в незабвенном шлягере Владимира Высоцкого, с цветами необычайной красоты на ней, конечно же, не было. По обе стороны библейской реки простиралась необозримая и безжизненная пустыня Арава, о которой упоминал ещё пророк Моисей. Геодезисты обоих стран произвели рекогносцировку местности вдоль границы, обсудили спорные вопросы и наметили программу измерений. Ночевали в столице Иордании Аммане. Восточный и шумный город поразил Бориса своей белизной, которая являлась результатом использования в строительстве белого известкового камня. Бориса и Эдуарда поселили в пятизвёздочном отеле, который по превратности судьбы назывался «Jerusalem Palace».
Насмешка судьбы, которая, похоже, решила покуражиться над Борисом в этот вечер, состояла не только в еврейском названии арабского отеля. Вечером, мирно попивая в баре иорданский кофе с кардамоном, Борис вдруг заметил на себе острый взгляд высокой женщины, одетой в чёрного цвета «хиджаб». Иорданские приятели ещё раньше объяснили ему, что хиджаб есть не что иное, как одежда женщины, скрывающей всё её тело. Чуть позже Борис поймёт, что, в сущности, эта одежда есть забрало, которое скрывает красоту, мягкие очертания, стройные ноги и прекрасное лицо любой женщины. Это «чуть позже» наступило, когда эта, одетая в чёрную завесу, арабка, подпиравшая своим одеянием мраморную колонну гостиничного лобби, в очередной раз, прострелив Бориса призывным взором, поманила его пальцем. Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что зовут именно его, а не кого-нибудь другого. По всем видимым признакам выходило, что манящий пальчик предназначался именно его персоне. Продолжая растерянно озираться по сторонам, он уставился в зеркальную витрину, за которой пестрели разноцветные этикетки прохладительных напитков, и вдруг на мгновение ему пригрезилось в зеркальном отражении личико в парандже, принадлежащее Гюльчатай, одной из героинь популярного советского фильма «Белое солнце пустыни». Тем временем иорданская Гюльчатай, так и не дождавшись, когда Борис осмелится приблизиться к ней, подошла к стойке бара, где он сидел с Эдуардом и, торопливо обронив перед ними, сложенный в квадратик листочек бумаги, стремительно удалилась восвояси. Эдуард, не заставив себя долго ждать, быстро развернул записку. В ней, чуть ли не как в давно забытой школьной прописи, на русском языке было каллиграфически выписано: