Русский акцент - Страница 75

– Ты не поверишь, Боря, – вспыхнул Эдуард, – но это как раз очень кстати. И что ты ответил директору?

– Разумеется, я не согласился, мотивируя это тем, что не хочу создавать конкуренцию своему другу.

– Боря, дорогой, – воскликнул Эдуард, – спасибо, конечно, за поддержку, но это именно то, что сейчас необходимо сделать, создать противоборство. Я тебя очень прошу, у нас есть ещё три дня, немедленно подавай свои документы на конкурс.

– Послушай, Эдик, – встрепенулся Борис, – я ровным счётом ничего не понимаю, ты можешь внятно объяснить, что происходит.

– Внятно не могу, – понуро отозвался Эдуард, – а вот сумбурно и запутанно попробую.

– Ну, давай, Эдик, запутывай, – согласился Борис.

Эдуард сообщил ему, что боготворившая его женщина, Клара Гофман, которая занимала должность председателя профсоюза в институте, предоставила, чуть ли не секретную информацию, в соответствии с которой явствовало, что на конкурс подал ещё один человек из отдела, где они работали. Единственное, что Клара могла сообщить, что у него нет докторской степени, а имеется только вторая.

– Понимаешь, Боря, – мрачно продолжал Эдуард, – мне кажется, что за моей спиной плетётся какая-то непонятная интрига.

– Эдик, если кажется, – провозгласил, смеясь, Борис, – то говорят, что креститься надо. Но это у христиан, а у нас, евреев, возможно, надо делать обрезание.

– Ты зря издеваешься надо мной, Борис, – возмутился Эдуард, – я об этом никому не говорил, но так получилось, что я, когда приехал в Израиль, в свои пятьдесят три года сделал то, что ты называешь обрезанием.

– Эдик, у тебя, вообще-то, все дома, – покрутил указательным пальцем у виска Борис, – не думал я, что ты настолько религиозен.

– Да знаю я, Боря, что религия-опиум народа, – жалобно проговорил Эдуард, – это я ещё в Одессе в школе проходил. Но я очень хотел, чтобы мой девятнадцатилетний сын, живя в Израиле, всё-таки ощутил себя хоть немножко евреем. Он, однако, упирался, и не хотел этого делать. Пришлось затащить его в больницу и на личном примере показать, что отец, несмотря на профессорское звание, и вопреки своим атеистическим воззрениям, готов сделать этот древний обряд.

– Ай да профессор, – захохотал Борис, – жаль, что здесь не дают медаль Герой Израиля. Будь я премьер-министром, я бы тебя обязательно наградил ею.

– Хватит ухмыляться, – перебил его Эдуард, – давай лучше вернёмся к нашим баранам. Получается, что по неизвестным мне причинам кто-то заинтересован провести на должность начальника нашего отдела своего человека.

– Допустим твоя версия, – предположил Борис, – имеет право на существование, но какое это имеет отношение ко мне, почему я должен противодействовать тебе.

– Послушай, доцент Буткевич, – рассердился Эдуард, – суть идеи заключается в следующем: одно дело, когда на конкурс подают два человека, из которых один доктор, а другой инженер, шансы у них выиграть конкурс почти «фифти-фифти», поскольку речь идёт о руководстве инженерным отделом, а не научно-исследовательской лабораторией.

– Пока не вижу здесь никакой логики, – прервал речитатив Эдуарда Борис.

– Перехожу непосредственно к логике, – продолжил своё умозаключение Эдуард, – видишь ли, Боря, дело принимает совсем другую окраску, если в конкурсе будут участвовать два доктора (ты и я) против одного инженера. Думается, что у комиссии не хватит наглости прокатить двух докторов, у которых к тому же блестящие резюме.

– Если я правильно понял тебя, Эдик, – подытожил Борис, – я тебе нужен, если можно так выразиться, для подстраховки.

– Можно и так выразиться, Боря, – подтвердил Эдуард, – однако, в любом случае, победа будет за нами. Кто-нибудь из нас, если и не я, то ты, обязательно выиграет этот конкурс.

После такой, близкой к железной, логике Борису ничего не оставалось как подать свои документы на конкурс. Он проходил в кабинете начальника отдела кадров института. Первым вызвали туда Эдуарда. Ровно через пятнадцать минут пригласили Бориса. Позже выяснилось, что оба произвели на комиссию неотразимое впечатление. Когда Борис выходил из кабинета, он лицом к лицу столкнулся с Сёмой Ротенбергом.

– А ты что здесь делаешь, Сёма, – удивился Борис, – часом не заблудился.

– То же что и ты, доктор, – не без издёвки прикрикнул Сёма, – думаешь только тебе позволено участвовать в конкурсе, мы тоже не лыком шиты.

Борис расставил руки в стороны, как бы препятствуя ему зайти в кабинет. Однако Сёма изворотливо пригнулся и под руками Бориса ловко прошмыгнул в комнату, где заседала комиссия. Результаты конкурса не объявляли несколько дней. Ни Борис, ни Эдуард святым духом не ведали, что все члены комиссии обсуждали только их кандидатуры. Логика Эдуарда оказалась правильной: о господине Ротенберге никто даже не заикался. Спор разгорелся только на предмет кому отдать предпочтение: Эдуарду или Борису. Только один из членов комиссии молчал и не участвовал в обсуждении. Это был её председатель, заместитель генерального директора, главный учёный Иосиф Шварц. Когда его спросили, что он думает по поводу этих двух соискателей, он, объявив, что у руководства института есть другое мнение, предложил назначить на должность начальника отдела Семёна Ротенберга. Чем мотивировал главный учёный решение руководства остаётся тайной за неизвестным количеством печатей. Когда же он вызвал в свой кабинет троих претендентов и объявил, что конкурс выиграл господин Ротенберг, экспансивный и раскрасневшийся от волнения Эдуард, выбежал из кабинета, успев на ходу прокричать в сторону Иосифа Шварца: