В один из дней, когда Настя занималась уборкой в номере категории «Люкс», туда зашёл высокий мужчина, облачённый в чёрную одежду религиозного еврея. Зашёл в тот самый момент, когда Настя нагнулась, чтобы включить пылесос, обнажив при этом свои стройные длинные ноги, плавно переходящие в широкие округлые бёдра, заканчивающиеся наползающими на них узкими светло-розовыми трусиками. При виде, неожиданно открывшейся перед ним, эротической панорамы, обитатель этого номера, Давид Коэн, просто остолбенел, впадая при этом в шоковый ступор. Из оцепенения его вывел возмущённый голос Насти, которая обернувшись к Давиду, перехватила его восхищённый взгляд и громко крикнула:
– И не стыдно, вам мужчина так пристально рассматривать моё нижнее бельё.
Настя была уверена, что подглядыватель её женских прелестей не понимает по-русски и поэтому, срываясь на фальцет, продолжила:
– А я-то думала, что религиозных евреев обнажённое женское тело совсем не волнует, а тут смотри, какой вуайерист попался.
Настя и не подозревала, что Давид родился на знаменитой Молдаванке в Одессе в том же году в том же месяце и даже в тот же день, что и она. В 1969 году он вместе с родителями эмигрировал в США, где (опять совпадение судьбы) закончил химический факультет Принстонского университета. На сегодняшний день он являлся председателем совета директоров крупной фармацевтической компании. В Израиль Давид прилетел с целью проинспектировать филиал своей компании, которую он открыл в прошлом году. В настоящий момент от бизнесовых мыслей его отвлекли оголённые ноги русской блондинки Насти. Отойдя от плотского потрясения, Давид на добротном русском языке смущённо пробормотал:
– Да никакой я не вуайерист, впрочем, созерцание прекрасного у красивых женщин религиозными канонами не запрещено и никакого прелюбодейства они в нём не усматривают.
– Да вы я смотрю, – засмеялась Настя, – ещё и специалист по комплиментам.
– Да никакой это не комплимент, – покраснел Давид, – а чистейшая правда.
Настя, продолжая выскабливать невидимую пыль с коврового покрытия, задела шнуром пылесоса, непонятно как оказавшуюся на полу, бутылку вина. Содержимое бутылки красным ручейком растеклось по ковру и пунцовыми разводами улеглось на голубом халате.
– Ну вот, приехали, – рассердилась она, – кто же ставит так вино? Вы, что потребляете его лёжа на полу? Впрочем, что сказать, вот она израильская культура.
– Вообще говоря, – смутился Давид, – культуру я приобрёл в Америке. Вы же знаете, что янки не стесняются выкладывать свои нижние конечности на стол. Вот и с вином также.
Он быстро отвёл обескураженный взгляд от Настиных грудей, которые частично вырвались наружу из под шёлковой ткани служебного халата, и виновато пробормотал:
– Вы уж простите меня великодушно и разрешите в знак некоторой компенсации за причиненный ущерб пригласить вас вечером на ужин в ресторан.
– А вы, что в каждой гостинице, в которой останавливаетесь, – удивилась Настя, – приглашаете горничных в ресторан.
– Да это, пожалуй, в первый раз, – тихо промолвил Давид, – сам не знаю, как это у меня получилось, но очень уж хотелось сделать вам приятное.
Настя взглянула в голубые глаза Давида: они излучали какую-то юношескую растерянность, и вместе с этим из них исходило тепло, обволакивающее её естество. Она неожиданно для себя выпалила:
– Знаете, что милостивый господин: а я согласна поужинать в компании такого обходительного мужчины, как вы, с которым знакома всего пять минут и даже имени которого не знаю.
В жаркий сентябрьский вечер Настя и Давид сидели на открытой террасе ресторана отеля «Кинг Давид». Вечерний зной заметно скрадывал прохладный ветерок, накатывающийся с покатых иерусалимских холмов. Многочисленные гости ресторана обращали внимание на пышную блондинку, цвет волос которой гармонично контрастировал с вечерним чёрным платьем. За несколько лет пребывания в Израиле Настя надела его впервые. Просто сегодняшний вечер предоставил ей повод для некой парадности и церемонности. А ещё очень уж хотелось произвести впечатление на аскетичного мужчину, в строгом взгляде которого Настя прочитала какую-то необъяснимую загадочность. По правде говоря, у Давида гораздо больше эмоций вызвал её голубой халатик и всё, что ему случайно удалось подсмотреть под ним при уборке номера. Но об этом настоящие мужчины особо не разглагольствуют и поэтому Давид, чтобы нарушить затянувшееся молчание, неожиданно провозгласил:
– Знаешь, Настя, я не претендую на роль пророка Нострадамуса, но боюсь, что не очень ошибусь, если предположу, что горничная – это не ваша специальность.
– Знаешь, Давид, – в той же тональности ответила она, – боюсь сказать, что моя профессия совпадает с одним из занятий упомянутого тобой Мишеля Нострадамуса: ведь он, кроме своих пророчеств и астрологических прогнозов, был ещё врачом, фармацевтом и алхимиком.
– Так, значит ты врач, – почему-то обрадовался Давид, – и, наверное, акушер-гинеколог.
– Почему ты вдруг решил, что я именно гинеколог, – возмутилась Настя.
– Да потому, что ещё в номере я обратил внимание на твои руки, – мягко произнёс Давид, – именно в такие нежные руки, в моём понимании, и должны в первый раз попадать новорождённые.
– А я-то была уверена, – засмеялась Настя, – что ты обратил внимание на мои ноги.
– Прости меня, Настя, – стушевался Давид, – несмотря на то, что очертания твоих ног никак не могли пройти мимо моего зрения, но, вряд ли, об этом стоит напоминать религиозному мужчине.