Русский акцент - Страница 142

142

К обеду следующего дня Алина и Борис прощались в киевском аэропорту «Борисполь». Они сидели в кафе международного терминала «А», где неделю назад Борису пытались всучить эспрессо за 12 долларов. Сегодня они пили его бесплатно, барменшей оказалась бывшая одноклассница Алины. Пути господние поистине неисповедимы, тем более в аэропорту, где на заоблачной высоте пересекаются трассы, ведущие во все уголки голубой планеты. Борис ещё не знал, что уже к концу года одна из таких аэрониточек приведёт его в другой аэропорт, где в швейцарском городе Берн его будет встречать белокурая красавица Алина, в руках у которой вместо традиционного букета цветов будет хромированная чёрная фляжка, заполненная его любимым коньяком «Courvoisier VSOP». Борис, прилетит туда на выставку геодезической приборов, организованной швейцарской фирмой «Leica Geosystems», где работают Алина и её муж Леон. Он своими глазами увидит их роскошный дом на зелёной лужайке, где ему будет предоставлена комната, в которой он проживёт несколько совсем не тягостных дней. Венцом поездки станет приобретение Борисом для своего института суперсовременного GPS-приёмника по небывало низкой цене, устроенной Алиной. Но всё это будет потом.

А сейчас Алина, забыв про остывший кофе, грустно смотрела в окно на взлетающие самолёты и тихо напевала строчки из забытой уже песни Вахтанга Кикабидзе:

«Вот и всё, что было, вот и всё, что было, ты, как хочешь это назови, для кого-то просто лётная погода, а ведь это проводы любви. По аэродрому, по аэродрому, лайнер пробежал, как по судьбе, и осталась в небе светлая полоска, чистая, как память о тебе».

– Боря, до твоих ушей долетело, что я пропела? – едва слышно спросила Алина.

– Конечно, докатилось, – отрывисто подтвердил Борис, – что-то невероятно грустное, щемящее сердце и очень осеннее, а ведь сейчас весна.

– Ну, слава Богу, кажется, дошло, – тягостно вздохнула Алина, – а ведь это те самые слова, которые я хочу сказать тебе на прощание.

Борис не был сентиментальным мужчиной, но сейчас неожиданно для себя растрогался, и хотел было сказать Алине, что он не заслужил этих, саднящих душу, слов. Но тут раздался звонко-дребезжащий голос аэродромного диктора:

– Уважаемые пассажиры! Объявляется посадка на самолёт авиакомпании «Эль Аль», следующий рейсом 0714 по маршруту Киев – Тель Авив.

Борис, забыв обо всём на свете, порывисто обнял Алину, прикоснулся своими устами к её пухлым губам, и не в силах оторваться от них отпрянул в сторону и, не оборачиваясь, побежал в сторону паспортного контроля.

Глава 36. Контрольный выезд

Когда через несколько часов шасси «Боинга» коснулись посадочной полосы тель-авивского аэропорта имени Бен-Гурион, Борис облегчённо вздохнул и торжественно сказал самому себе:

– Ну вот, я и вернулся домой!

Примерно также он говорил, когда возвращался в Москву из восхождений на горные вершины Кавказа, Памира и Тянь-Шаня или с геодезических изысканий, проводимых в Сибири и на Чукотке. Но это было совсем другое. Там домом называлась его квартира на Арбате, а здесь под родными пенатами подразумевалось столь крошечное, сколь и независимое государство Израиль.

Едва Борис успел переступить проходную своего института, как на первом же лестничном пролёте столкнулся с директором. После краткого:

– С приездом, Борис, рад тебя видеть живым и невредимым, – он тут же пригласил его к себе в кабинет.

Даже, не соизволив задать традиционный вопрос:

– Как было? Как прошёл доклад? – Ури Векслер без всяких предисловий пророкотал:

– Всё, доктор Буткевич, праздник закончился, симпозиумы, научные выступления, статьи в толстых журналах – всё в сторону. Начались производственные будни.

Борис понял, что директор совсем неспроста так возбуждён. Наверняка, на то были причины, и Ури Векслер не преминул тут же их выложить.

– Понимаешь, Борис, – повысил голос директор, – до меня дошли слухи, что практически все работники твоего отдела не соблюдают трудовую дисциплину.

– В чём, господин директор, это выражается конкретно, – поинтересовался Борис, – и, если можно, не по слухам, а по фактам.

– Фактов у меня, к сожалению, нет, – снова повысил голос Ури Векслер, – но информация поступила от людей, которым я склонен доверять.

– Доверяй, но проверяй, господин директор, – улыбнулся Борис, – так, по крайней мере, мере поступал руководитель революционной контрразведки Феликс Дзержинский.

– К чёртовой матери вашего Дзержинского вместе с его русской контрразведкой, – сорвался на фальцет директор, – у меня тут своих шпионов хватает, вашего, кстати, русского происхождения.

Здесь Ури Векслер имел в виду главного специалиста отдела программирования Мишу Пельцера, который, действительно, совершил невиданный до сих пор служебный подлог. Это был супер талантливый во всех отношениях инженер, с широким кругозором и необозримой эрудицией, выпускник Московского физико-технического института. Вышеупомянутый Миша часть своего безграничного таланта направил на то, что директор только что назвал подлогом. Назвал неправильно. То, что сделал умный Михаил, на языке юриспруденции называется преступлением, суть которого заключалась в следующем.

Все работники института при приходе на работу отмечали свой пропуск на электронном устройстве на проходной. Это устройство автоматически фиксировало время прихода и ухода с работы и считывало фамилию, имя и номер удостоверения личности каждого работника. В конце каждого месяца посредством компьютерной техники полученные данные передавались в бухгалтерию для начисления зарплаты. Фишка заключалась в том, что всеми этими компьютерными прибамбасами как раз и заведовал умный мужик Миша Пельцер. Его инженерный фарс заключался в том, что он как грамотный программист, совместимый с современным понятием хакер, нашёл шифр для вхождения в засекреченный файл, где помещались все данные о передвижении работников через проходную. Остальное было уже делом техники, техники не компьютерной, а умения Михаила отметить в этом конспиративном файле своё прибытие и убытие с работы, не переступая при этом проходную института. Миша, конечно, не особо злоупотреблял своей инженерной рационализацией, но семь дней в течение месяца позволял себе уходить в незаконно оплачиваемый отпуск. Совсем несложно подсчитать, что каждый год как минимум за 80 дней Михаил получал незаработанные деньги. Сколько лет продолжался этот подлог не известно даже Всевышнему. Однако, finite la commedia, что в переводе с итальянского означает «концерт закончен». Импровизированный Мишей Пельцером концерт закончился совершенно неожиданно как для него, так и для всех окружающих, когда в городе случились перебои в подаче электроэнергии и электронный прибор на проходной целый день не работал. Работникам было временно предложено отмечать своё убытие и прибытие на специальном бланке, который потом передавался в отдел кадров. Когда на следующий день после возобновления подачи электроэнергии одна из работниц этого отдела вручную вносила записи из этого бланка в память компьютера, у неё на дисплее высветилась только фамилия Михаила, которую он собственноручно внёс через час после прекращения подачи электричества. На такую мелочь компьютерный гений господин Пельцер не обратил внимания в своём хитроумном плане, что и явилось поводом судебного разбирательства. В конечном итоге, усилиями хорошего адвоката, Михаил отделался отнюдь не лёгким испугом, не таким большим денежным штрафом в казну государства и увольнением с работы с запретом работать в государственных институтах. Самое страшное, что своей противозаконной рационализацией Михаил Пельцер наложил совсем не маленькое пятно на репатриантов из стран СНГ, многих из которых израильский истеблишмент без всякого повода относил к русской мафии.

142