Русский акцент - Страница 140

К оглавлению

140

Тем временем, Алина снова прижалась к Борису и томно протянула:

– Так нравлюсь или не нравлюсь, Боренька?

– Послушай, Алина, если я скажу, что не нравишься, то я явно покривлю душой. Ты вызываешь у меня огромную симпатию и импонируешь мне. Я рад нашему знакомству. Но…

– Вот этого не надо, – бесцеремонно перебила его Алина, – никаких но. Ты говоришь, словно выступаешь на заседании Учёного Совета. Я знаю, ты сейчас скажешь, что безумно любишь свою жену. Ну и продолжай любить её на здоровье. Но какое это имеет отношение к нашему маленькому роману?

От такой концепции, изложенной Алиной, Борис неожиданно вздрогнул и, решительно отстраняясь от неё, еле слышно спросил:

– А ты, Алина, любишь своего мужа?

– Люблю ли я своего Леона? – тихо переспросила Алина, – хороший вопрос. Не знаю, что и сказать. Здесь на лицо некая неоднозначность. Если и да, то совсем не так, как Татьяна Ларина любила своего Женечку Онегина.

– А вот с этого места, – оборвал её Борис, – если можно, поподробнее.

– Ладно, Борис, – решила вдруг Алина, – исповедоваться, так исповедоваться, – может быть, отпустишь грех мой.

– Вообще то, я не священник, не епископ и даже не раввин, – запротестовал Борис, – грехов не отпускаю и индульгенций не выдаю.

– Да и не надо, – согласилась Алина, – лучше послушай мою исповедь. Как тебе известно, родилась я в стольном граде под названием Киев как раз в том году, когда тогдашний генсек Никита Хрущёв на каком-то там съезде партии торжественно провозгласил, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».

Борис всё-таки не зря сдавал экзамен по истории КПСС при поступлении в аспирантуру. Он, мгновенно вычислив, что Алина на чёртову дюжину лет младше его, перебил её и сказал:

– Если мне не изменяет память, это было в 1961 году на 22-м съезде КПСС.

– Ну вот, пожалуйста! Ты, Борис, случайно не был знатоком в передаче «Что, где, когда», – неожиданно разозлилась Алина, – девушка хотела скрыть свой возраст, а тут такая эрудиция в, никому не нужной, политологии.

Борис хотел было извиниться, но Алина, не обращая на него никакого внимания, продолжила:

– До коммунизма никто из нынешнего, равно, как и из грядущего поколения не дожили. Зато мне, слава Всевышнему и Горбачёву, удалось дожить до перестройки. Родители мои, как писали тогда в анкетах, относились к категории служащих, по-нашему, интеллигенция. Отец работал учителем математики в обыкновенной школе, мать преподавала в техникуме немецкий язык. Сам понимаешь, заработки их были более чем скромные. Поэтому, моё пионерское детство не было избаловано марципанами. А я с детства мечтала о роскошной жизни, если не в королевских дворцах, подсмотренных в фильмах-сказках, то, по крайней мере, в фешенебельном коттедже у лесной реки.

Алина вырвала изо рта Бориса только что зажжённую сигарету и жадно затянулась ею, выпуская ему в лицо клубочки сизого дыма.

– Так твоя мечта о доме у реки осуществилась? – поинтересовался Борис, воспользовавшись паузой в рассказе Алины.

– Представь себе, что да, – закашлялась она от вдыхаемого табачного дыма, – я, и в самом деле, живу сейчас, в вилле, построенной моим мужем на лесной поляне. Но до этого надо было ещё дожить.

– Это, случайно, не являлось одним из пунктов твоего брачного контракта? – загадочно улыбнулся Борис.

– Нечего ухмыляться, товарищ знаток, – разгневалась Алина, – но об этом чуть позже, до этого ещё надо было дойти. Впрочем, в проницательности, тебе, Боря, не откажешь. Эта, действительно, была одна из причин моего замужества за совсем небедного уроженца Швейцарии.

– Алина, ты, кажется, окончательно продрогла, – встрепенулся вдруг Борис, – поехали в гостиницу, там у меня припасена бутылочка бренди, выпьешь чуть, чуть и сразу согреешься.

– Не бутылочкой, Боря, надо греть замёрзшую женщину, чтобы она оттаяла, – рассмеялась Алина, – да что с тебя взять, однолюба странного?

Через полчаса, разомлевшая от рюмки крепкого бренди и закутанная в гостиничный плед, Алина неторопливо продолжала свой рассказ.

– Ты понимаешь, Боря, – признавалась она, – я и в аспирантуру-то пошла, как говорят, не по велению сердца, не за хрустальной мечтой заняться наукой, а потому, что знала, что аспирант рано или поздно становится доцентом, который получает шикарную по тем временам зарплату, превышающую три сотни рублей.

– Как бы там ни было, Алина, – прервал её Борис, – но для этого всё-таки надлежало написать диссертацию, совместимую с научным трудом.

– Да без особого напряжения написала я эту диссертацию, но никогда бы не защитила её, если бы не переспала со своим научным руководителем, более чем именитым членом-корреспондентом Украинской Академии наук, – сквозь слёзы проронила Алина.

Борис молчал, не зная, как успокоить Алину. Он ведь и сам был аспирантом и до него доходили слухи, что для аспирантов женской национальности пропуском для защиты диссертации является совместная постель с их руководителем. Но он не особо верил этим слухам, этим кривотолкам, не представляя, как именитые профессора, которых он чтил и уважал, могут склонять своих диссертанток к половой близости. Грустные думы Бориса снова прервала Алина. Она, отпивая из рюмки очередной глоток бренди, продолжила своё покаяние:

– В конце-концов, я стала кандидатом наук, получила учёное звание доцента. Но тут грянула гласность, перестройка, Горбачёв, Ельцин и прочая трахамудия, связанная с необратимыми процессами в обществе. Весомая ранее зарплата доцента в одночасье превратилось в то, что в народе называют «пшик». Вот с этим «пшиком» я и промучилась несколько лет, не имея возможности купить себе даже кое-что из косметики. Но тут неожиданно подфартило. Цепь неудач прервалась неожиданной поездкой на симпозиум в Цюрих. В то время выехать заграницу было нонсенсом, сплошным везением.

140