Русский акцент - Страница 108

108

Когда Борис в первый раз приехал в строительный колледж в Рупин, он, как всегда, перед тем, как зайти в аудиторию, решил выкурить традиционную сигарету. И тут он невольно подслушал оживлённую беседу декана факультета с миловидной блондинкой среднего женского возраста. Судя по акценту, Борис безошибочно определил, что она приехала из «страны берёзового ситца». Разговор оказался настолько интересным, что Борису пришлось, докурив свою предлекционную сигарету, достать из пачки ещё одну. Декан был небольшого роста, поэтому он смотрел на белокурого педагога, которая, как выяснилось позже, преподавала строительную механику, снизу вверх. Возможно, от этого его несколько суетливый взгляд упирался не в её слегка подкрашенные голубые глаза, а скользил вдоль её стройных и почти нескончаемых ног. Голос декана сумбурно вторил:

– Всё-таки я никак не могу взять в толк, как вы, практически не владея ивритом, смогли добиться такой высокой оценки при опросе студентов.

От этой услышанной фразы Борис чуть было не поперхнулся дымом от своей сигареты.

– Надо же, – сказал он самому себе, – ты посмотри, Боря, получается та же картина, что и у тебя.

Борис всё-таки не зря занимался научными исследованиями. Он тут же, проэкстраполировав создавшуюся ситуацию, пришёл к выводу, что если двух преподавателей русского происхождения, которые не очень-то в ладах с новым для них языком, студенты оценивают наилучшим образом, значит, речь идёт о чуть ли не систематическом явлении. И этот, с позволения сказать, феномен является не чем иным как ярким свидетельством качественной методики преподавания, которую иначе, чем русской школой не назовёшь.

Тем временем беседа блондинки с деканом продолжалась. Она, грациозно откинув светлые волосы с обаятельного лица, не без лукавства в голосе, ответила декану:

– Вы, понимаете, что происходит, господин декан, мой словарный запас языка иврит ощутимо ограничен. Поэтому, я, как загнанный зверь, нахожусь в некой фразеологической клетке, вырваться из которой нет никакой возможности. Поэтому, я говорю только по сути дела, ни шага вправо и ни даже полшага влево. Работаю по принципу, как сказал один наш писатель, «чтоб мыслям было широко, а словам тесно».

– Похоже, – перебил её декан, – студенты это чувствуют.

– Не только чувствуют, – согласилась блондинка, – а и воспринимают. Я никогда не думала, что в некоторых случаях бессловесный контакт с аудиторией может заменить речевое общение. Иногда я, почти на подкорковом уровне, буквально осязаю незримую связь между собой и моими студентами.

– Парапсихология какая-то, – беспомощно пожал плечами декан, – но при этом в ваших словах есть большая доля правды. Должен вам сказать, что я уволил с работы трёх преподавателей, коренных израильтян, которые в отличие от вас ивритом владели идеально, но настолько плохо знали свой предмет, что, вместо необходимого по программе курса, рассказывали студентам анекдоты, говорили о футболе, о моде, о чём угодно, только не по изучаемой теме. Вместо них я принял новых преподавателей из бывшего СССР, едва говоривших на иврите, и, знаете, дело пошло.

Борису не довелось услышать, чем закончилась их беседа, так как уже опаздывал на свою лекцию. Однако по её окончанию, когда выходил из аудитории, он открывшейся дверью чуть не сбил с ног ту самую блондинку, которая разговаривала с деканом.

– Чёрт побери, – выругалась она на русском языке, инстинктивно схватив Бориса за плечо, чтобы не упасть.

– Простите меня, ради бога, – виновато пробормотал Борис, – и кто это придумал, чтобы дверь открывалась не вовнутрь, а наружу.

– Ой, вы говорите по-русски, – смутилась блондинка, – извините за ненормативную лексику, не думала, что здесь, кроме меня, ещё кто-то понимает по-русски.

– Ещё как понимают, – улыбнулся Борис, – в этой стране язык Феди Достоевского знают гораздо больше людей, чем мы думаем. Да и само государство Израиль основали выходцы из России.

– Зачем же так фамильярно, – обиделась блондинка, – вы называете моего любимого классика.

– Вот видите, как, получается, – рассмеялся Борис, – сначала чуть ли не сшиб вас с ног злополучной дверью, а потом ещё и обидел. В знак примирения приглашаю вас выпить чашку кофе.

Через несколько минут доктор Борис Абрамович Буткевич уже сидел с доктором Ниной Михайловной Могилевской, так звали блондинку, в кафетерии колледжа. После первых же глотков кофе выяснилось, что Нина (в Израиле не принято называть по отчеству) работала доцентом кафедры строительной механики Московского инженерно-строительного института. Когда Нина узнала, что Борис тоже москвич и что его фамилия Буткевич, она всплеснула руками и радостно промолвила:

– Ой, я хорошо знала в Москве доктора Татьяну Буткевич, которая лечила моего дедушку от болезни Паркинсона, она случайно не ваша родственница.

– Совершенно случайно, доктор Танечка Буткевич, – весело откликнулся Борис, – моя очень близкая родственница, это моя законная жена.

– Как интересно, – воскликнула Нина, – надо же так встретиться.

В беседе двух бывших столичных доцентов обнаружилось, что Нина тоже живёт в Ашдоде и, конечно же, Борис предложил Нине место в своей машине.

По дороге Борис и Нина очень живо обсуждали наболевшие аспекты преподавательской деятельности в Израиле.

– Представляете, Борис, – тихо жаловалась ему Нина, – до сих пор не могу привыкнуть. Я понимаю, что в этой стране не принято приветствовать преподавателя всеобщим приподниманием с места, на котором сидишь. Но когда я вхожу в аудиторию, никто даже не смотрит на меня, у студентов даже в голове нет оказать элементарное уважение тому, кто их учит.

108