Русский акцент - Страница 106

106

– Скажите мне, Моше, если бы ваш сын поступал на учёбу в Технион, смогли бы вы, как профессор, который много лет работает там, как заведующий кафедрой и как бывший декан факультета обеспечить своему сыну протекцию при сдаче экзаменов.

Профессор Каплан посмотрел на Бориса то ли рассеянным, то ли странным взглядом и едва слышно спросил:

– Я что-то не очень понял, доктор Буткевич, что вы спрашиваете.

Борис уже пожалел, что задал такой неэтичный вопрос, но деваться было некуда, и он не нашёл ничего лучшего, как оправдаться:

– Наверное, из-за ошибок в моём «замечательном» иврите вы неправильно поняли, что я хотел сказать.

– Как раз в грамматическом ракурсе ваша фраза на иврите была выстроена правильно. Только я не совсем понимаю, какая связь между словами экзамен и протекция.

Борис, скорее догадался, чем постиг, что профессор Каплан просто не то, что не понимает, а просто не допускает даже малейшей вероятности, что поступление в Технион может произойти по какому-либо знакомству. Когда он всё-таки объяснил профессору суть своего вопроса, он развёл руки в сторону и строгим голосом сказал:

– Борис! Я понимаю, что вы свалились на святую землю не с Луны и не с Юпитера, а, можно сказать, с тоталитарного государства. Тем не менее, запомните, у нас в Израиле такие вещи, как вы спросили, не могут быть по причине, что просто не могут быть. В нашей стране, как и в других странах, порой имеет место быть, так называемое, «протеже» при устройстве на работу. Этот процесс, к великому моему сожалению, происходит почти легитимно, и ничего с этим не поделаешь. Иногда выявляются случаи коррупции в высших эшелонах власти, за что даже члены правительства попадают за решётку. Но я уже четверть века преподаю в Технионе и ни разу не слышал, чтобы у нас в Технионе, равно, как и в других университетах, имели место такие случаи. Это просто невозможно!

Похоже, что профессор Каплан был прав. Это было, действительно, невозможно. Однако, после того, как Борис проверил свои закодированные экзамены и были опубликованы их результаты, именно его обвинили в пристрастном отношении к студентам. И сделала это не кто-нибудь, а заместитель декана доктор Илана Вайс. Дело в том, что в группе архитекторов, в которой преподавал Борис, учились три девушки, которые приехали из Москвы. Так сложилось, что эти девушки закончили в российской столице с отличием физико-математическую школу. Геодезическая наука же с древнейших времён базируется на математике. Так получилось, и это было вполне закономерно, что все три эти русские девушки получили на экзамене у Бориса самую высокую оценку – 100 баллов, в то время как средний оценочный балл всей группы был всего навсего – 75. Вообще, по официальной градации считалось, что 95-100 баллов соответствовали оценке «превосходно» или «отлично», 85-94 балла – оценке «очень хорошо», 75-84 балла – оценке «хорошо», 65-74 балла – оценке «почти хорошо», 56-64 балла – оценке «удовлетворительно», оценка ниже 56 баллов тарифицировалась как «неудовлетворительно» и означала провал экзамена. Исходя из этих показателей, средний балл группы был не такой уж и плохой. Но доктор Илана Вайс без всяких предисловий в резкой форме заявила Борису:

– И не стыдно вам, доктор Буткевич, своим русским ставить превосходные оценки, а коренным израильтянам – посредственные. Просто дискриминация какая-то получается.

От такой тирады замдекана у Бориса дух перехватило, он просто остолбенел. Илана же, приняв молчание Бориса за признание своей вины, тут же решила добить его, провозгласив:

– Не было у нас в колледже такого случая, чтобы русские сдавали экзамены лучше израильтян.

Борис в это время уже успел прийти в себя, он только мысленно, как опытный гипнотизёр, посылал в свой головной мозг установку:

– Спокойно, доктор Буткевич! Не срываться, взять себя в руки и сохранять выдержку и хладнокровие!

Немного успокоившись после проделанной медитации, Борис медленно, чуть ли не по слогам, продиктовал:

– В отличие от вас, доктор Вайс, президент и премьер-министр нашей страны не делят народ Израиля на собственно израильтян и русских.

Илана хотела перебить Бориса, но он не дал ей это сделать и уже более уверенно продолжил:

– А ещё, доктор Вайс, не далее как вчера, когда я заявил одному, следуя вашей расистской терминологии, то ли марокканскому, то ли иракскому, то ли эфиопскому, но сто процентов не русскому израильтянину, что он слабо знает математику, знаете, что он ответил мне. Лучше вам этого не знать. Он с напускным презрением заявил мне, что он не русский, чтобы так хорошо знать математику.

Доктор Вайс подняла вверх руку и хотела снова прервать Бориса, но он, не обращая ни малейшего внимания на её жесты, продлил свою, можно сказать, тронную речь:

– Теперь, доктор Вайс, по существу вашего несостоятельного обвинения в мой адрес. Вы можете созвать авторитетную комиссию самого высокого профиля, которая вместо меня проэкзаменует этих девушек. У меня нет ни малейшего сомнения, что они получат ту же самую высокую оценку, которую поставил я.

Борис повернулся в сторону декана, который присутствовал при этом разговоре, и нервно выпалил:

– Учитывая, госпожа Вайс, что при проверке экзамена я никоим образом не мог знать, это русские девушки или марокканские, да и, по правде говоря, я не мог даже подозревать, какой пол я проверяю: мужской или женский – вы же знаете лучше меня, что все экзамены закодированы. Исходя из этого, я имею полное право подать на вас исковое заявление в суд за клевету и оскорбление. Я обещаю вам, что я взвешу своё решение самым тщательным образом.

106