Когда на следующий день Борис вошёл в аудиторию, он подумал, что ошибся дверью: создавалось впечатление, что он попал в модельное агентство. За столами сидели одни девушки во всём своём многообразии. Просто напросто секретарша декана забыла проинформировать Бориса, что у него будут две группы студентов: одна из них по специальности – гражданское строительство, а вторая – ландшафтная архитектура. В данный момент четыре десятка блондинок, брюнеток и шатенок, которые пытливо осматривали своего нового преподавателя с ног до головы, как раз относились к последней группе. Борис мысленно поблагодарил Татьяну, что погладила ему брюки и приготовила свежую рубашку, а сам он не забыл начистить свои любимые, светло-бежевые сандалеты. Именно на них почему-то и устремила свой взгляд ослепительная брюнетка, которая, похоже, приехала в Израиль то ли с Ирака, то ли с Иомена. Она же вдруг смешливо, но так, чтобы все слышали, громко проронила:
– Сразу видно, что профессор приехал к нам из России.
Борису, по всем правилам этики следовало промолчать, но любопытство взяло вверх над здравым смыслом, и он спросил у брюнетки азиатского происхождения:
– А почему вы решили, что я из России, а не из Болгарии или Румынии?
– Да потому, что только те, кто приезжают из Сибири, – фыркнула азиатка, – прежде чем вставить свои ноги в летнюю обувь, надевают на них носки.
Если бы Борис был бы более внимательным, то он, обернувшись по сторонам, вряд ли бы обнаружил на улице мужчин, у которых бы сандалии или босоножки были надеты на носки. А, если бы и заметил такового, то со стопроцентной вероятностью это был бы выходец из СССР. Однако тема сегодняшней лекции никоим образом не касалась этикета напяливания носков. Поэтому, Борис не очень плавно всё-таки перешёл к изложению учебного материала. Девушки не переставляли сводить с нового преподавателя оценивающего взора. В какой-то момент Борису показалось, что он стоит не на кафедральном возвышении, а на подиуме, и что через несколько мгновений его заставят совершить невиданное дефиле. Мысли его неожиданно спутались, и он вместо словосочетания «абсцисса точки» написал «абсцисса дочки». Девушкам слово «абсцисса» было незнакомо, поэтому одна из них, кокетливо откинув в сторону прядь смолистых волос, спросила:
– Неужели вашу дочку зовут Абсцисса. Я и не знала, что у русских женщин есть такое имя.
В аудитории раздалось негромкое хихиканье по совсем ничего ни значащему поводу. Борис всё-таки был опытный преподаватель, он понимал, что первое впечатление студенток о нём может оказаться решающим. Поэтому он не стушевался, и, перечеркнув красным мелом написанное на доске, обвёл всех строгим взглядом и не спеша промолвил:
– Совсем забыл вам сказать, уважаемые дамы, что читаемый мною курс заканчивается совсем непростым экзаменом. Вопросы, которые я задаю на нём, требуют не запоминания и не зазубривания. На экзамене я проверяю всего лишь один параметр: как вы понимаете основные аспекты геодезии.
Борис заметил, что в аудитории тут же установилась мёртвая тишина и, чтобы снять с себя, несмываемое впоследствии, клеймо преподавателя-зверя, тут же решил разрядить обстановку, рассказав девушкам одну из историй, случившихся при приёме экзамена. Он довольно непринуждённо начал:
– Как сейчас помню, одной из моих студенток попался простой вопрос «Единицы мер, применяемые в геодезии». Следовало ответить, что расстояния измеряются в метрах, а углы в градусах. Ну что может быть проще. С одной стороны, для девушки это было высшей материей, а с другой, материала, из которой была пошита её мини юбка, было явно маловато.
Борис на минуту прервался и вдруг заметил, что его рассказ о мини юбке интересует девушек гораздо больше, чем понятие об абсциссе искомой точки. Он уже пожалел, что начал рассказывать об этом. Но сказ о студентке надо было завершать, и Борис продолжил:
– Так вот я и спросил студентку, сколько нужно материала, чтобы пошить её юбку. Она, не на секунду не задумавшись, ответила: полметра. Тогда я попросил перевести это в доли километра. Ответ на этот вопрос я так и не получил. Спрашивать же её, как перейти от градусной меры измерения угла к радианной, я просто постеснялся.
– И какую оценку вы ей поставили? – спросил кто-то из студенток.
– Понятно, что неудовлетворительную, – улыбнулся Борис. – Правда, когда я спросил, свободна ли она сегодня вечером, и, краснея и бледнея, та ответила, что совершенно случайно ничем не занята, я предложил ей внимательно прочитать учебник и попытаться завтра пересдать экзамен.
Девушки восторженно смотрели на Бориса: они по достоинству оценили его несколько двусмысленный рассказ, не ведая того, что настоящая фривольность с его стороны их ожидает впереди. Пока же на лекции установилась полная тишина, и девушки внимательно слушали преподавателя, который за какие-то полчаса сумел произвести на них не самое плохое впечатление.
Никто из друзей и знакомых Бориса никогда бы и не подумал назвать его Казановой или, тем более, Дон Жуаном. Даже в далёкие школьные годы он не слыл тем, что на отроческом сленге именовалось «бабник». Да и вообще Борис не был падок на особ женского пола в вульгарном понимании этого слова. Единственная женщина, к ногам которой он преклонился, когда делал ей свадебное предложение, была его любимая Татьяна. Но сегодня Борис в душе проклинал и называл себя не иначе как сексуальным маньяком. Причиной тому в очередной раз стал, ставшим уже почти родным, семитский язык иврит в его разговорной адаптации.