Русский акцент - Страница 18

– Ты, Борис не в Гарвард и не в Кембридж на работу поступаешь, а на чисто практическую работу в непростых полевых условиях израильского солнцепёка, поэтому скажи-ка лучше, умеешь ли ты работать с дистоматом?

В СССР прибор под таким названием в геодезическом обиходе не значился. Борис скорее догадался, чем понял, что речь идёт об инструменте, призванном измерять расстояния на местности. Лишь по прошествии некоторого времени он узнает, что слово «дистомат» в Израиле носило сленговую окраску, на самом деле он являл собой многофункциональный измерительный прибор, представляющий собой электронный теодолит на компьютерной основе. Советский Союз, который в то время запускал спутники с космонавтами и, как говорят, даже в области балета был впереди планеты всей, относительно современной геодезической техники скромно плёлся в хвосте той же планеты. Исходя из этого, бывший доцент головного геодезического ВУЗа страны электронного теодолита никогда не видел. В данной ситуации Борис хорошо понимал, если он скажет, что никогда не работал на этом приборе, то, по совершенно понятным причинам, ему откажут в приёме на работу. Борис был воспитан в духе неприятия обмана, хитрости и фальши. С другой стороны логический склад ума как бы закулисно нашёптывал ему:

– Боря, в пограничных обстоятельствах следует быть более гибким. Теодолит, он ведь, и в Африке теодолит. Зрительная труба, горизонтальный круг, уровни, геометрические оси – всё то же самое, только электроникой начинено. Никуда не денешься, разберёшься.

Полуминутное размышление неожиданно для самого Бориса вслух выразилось небрежной и чуть ли не мажорной фразой:

– И дистоматом тоже приходилось работать.

После чего Игаль, аккуратно сложив документы Бориса в конверт, торжественно объявил:

– Ну, раз так, то с завтрашнего дня начинаешь работать в моей фирме в должности руководителя группы. Надеюсь, что всё будет хорошо, и мы сработаемся.

Молоденькая стройная девушка-официантка, мило улыбнувшись, поставила перед ними два красненьких подноса, на которых из такого же цвета чашечек дымился кремового цвета капучино, приготовленный на основе эспрессо с добавлением сладкой молочной пенки. По неизвестной причине этот кофе в дословном переводе с иврита называли «обратный кофе». В данном случае для Бориса не имело никакого значения прямой этот напиток или полярный. Важно, что он был приятный и вкусный, а ещё важнее, что перед ним открылись очередные ворота для въезда на рынок труда.

На следующий день в шесть утра, как и было договорено, к дому Бориса подъехал «Рено пикап», который и повёз его на объект. Объект представлял собой окраину небольшого городка Офаким, расположенного в сердце негевской пустыни, у которой был украден квадрат со стороной, равной одному километру. Воочию этот квадрат являл собою бездыханный и выгоревший под жгучим солнцем каменистый грунт, на котором по замыслу архитекторов должен быть воздвигнут новый жилой квартал с прилагающейся к нему инфраструктурой. В одном из углов этого виртуального абсолютно пустого квадрата белел фанерный барак, внутри которого во всех видимых плоскостях выглядывали полки, заваленные строительными чертежами, картами, схемами и журналами измерений. Под полками громоздился стол, больше похожий на верстак, чем на конторский инвентарь, предназначенный для инженерных расчётов. Когда Борис зашёл в этот барак, который почему-то называли караваном, он не сразу заметил небольшого роста лысоватого мужчину. При виде нового работника он торопливо приподнялся и, щурясь от бивших прямо в глаза солнечных лучей, ворвавшихся через приоткрытую дверь, чуть ли не подбежал к Борису и, протянув ему руку, сердито выкрикнул:

– Иосиф, будем знакомы.

Не давая Борису опомниться, Иосиф, приподнявшись на цыпочки и заглядывая ему прямо в глаза, грозно спросил:

– Ты, в самом деле, приехал с России?

Это потом старожилы Израиля привыкнут, что в качестве репатриантов из СССР к ним прибыли культурные, в подавляющем большинстве своём, образованные и интеллигентные люди. А поначалу они смотрели на русских евреев как на людей, прилетевших с другой галактики. Что же касается женщин, в большей степени это касалось обладательниц белых и русых волос, то все они без исключения считались проститутками. Какая-та доля правды в этом присутствовала, так как представительницы самой древней профессии из России, действительно, разрушили этот нелегальный бизнес тёмных еврейских девушек, корни которых уходили в Марокко, Йомен или Ирак, заняв в иерархии торговли женским телом первые места. Однако, справедливости ради, эти русские жрицы вряд ли составляли больше, чем сотые процента от числа всех приехавших из СССР женщин. Понятно, что Борис в глазах Иосифа не примыкал к категории проституток. Иосиф родился в Болгарии и в отличие от выходцев из восточных общин не думал, что в российских городах по улицам прогуливаются медведи. Зато он безоговорочно верил, что все, без исключения, русские евреи пьют водку в чудовищных количествах. Это уже потом ему расскажут, что многие чисто русские или украинские девушки стремились выйти замуж за еврейского юношу хотя бы за то, что он вообще не выпивал алкогольных напитков и, как следствие этому, приносил всю зарплату домой, не избивая при этом жену и детей. Но об этом Иосиф узнает потом, а сегодня он, призывно глядя на Бориса, спросит его:

– Скажите, пожалуйста, вы водку пьёте?

Борис вздрогнул от неожиданного вопроса. Всё выглядело как-то нелепо, вместо того, чтобы поинтересоваться, какие виды работ он может исполнять или выдать задание на сегодняшний день, его спрашивают, потребляет ли он спиртные напитки. Ну не будет же он растолковывать Иосифу, что водку он, мягко говоря, не пьёт, а предпочитает рюмку хорошего коньяка. Кроме того, выстроить такую фразу на иврите для него было бы непросто. Поэтому, на минуту задумавшись, он с трудом сконструировал ответ: