Русский акцент - Страница 163

163

Литавр в ресторанном оркестре, разумеется, не было. Вместо него громкоголосое «Лехаим» раскатистым эхом разнеслось по всему залу. Все привстали со своих мест с возгласами: «За тебя, Боря!», «Многие лета!», «Здоровья и потенции во всех начинаниях!», «Творческих успехов!». А когда Татьяна выбежала на сцену, народ дружно закричал «Горько!». Борис никогда не произносил своей жене возвышенных слов, а тут не сдержался и, с неохотой оторвав свои губы от уст Татьяны, подбежал к микрофону и торжественно произнёс:

– Дорогие друзья! Своим рождением, воспитанием и образованием я обязан своим незабвенным родителям. Всему, чего я достиг, после женитьбы – это заслуга моей жены. Это же не я выносил и родил двух очаровательных дочерей, а Татьяна; это не я написал и защитил диссертацию, а Татьяна создала мне все условия для этого; это не я сделал себя здоровым и счастливым, а моя милая жена. Поэтому, богатством своих лет я обязан исключительно своему драгоценному доктору, который носит мою фамилию Буткевич. Поэтому, дорогие друзья, прошу считать этот мой юбилей нашим общим с Татьяной днём рождения.

Борис поднял руку вверх, и официанты, как и было условлено заранее, выкатили специальный столик с розовой подсветкой. На нём возвышалась пирамида, состоящая из двухсот, ровно по количеству присутствующих гостей, фужеров, которые окутывались голубоватым туманом, исходящим из серебристых ведёрок. Шампанское, которое разливали официанты, пенилось и шипело, эффектно переливаясь по многоэтажной пирамиде из яруса в ярус. Прошло ещё несколько минут пока фужеры с искристым шампанским попали в руки присутствующих, и тогда оркестр заиграл государственный Гимн Израиля «Атиква», что означает «Надежда». Трудно сказать, помнил ли кто-то из присутствующих Гимн Советского Союза. Но подавляющее большинство гостей запело на иврите израильский гимн. Лишь чеканный русский акцент напоминал об огромной одной шестой части суши, из которой они совершили восхождение на обетованную землю Израиля. Оркестр продолжал исполнять тягучую мелодию гимна, а гости допевали его значимые слова – «Ещё не погибла наша надежда, надежда, которой две тысячи лет: быть свободным на своей земле, стране Сиона и Иерусалима».

Чуть позже хозяин ресторана скажет юбиляру:

– Послушай, Борис, я уже почти двадцать лет держу это заведение, но ничего подобного никогда не видел. Во-первых, никогда не наблюдал на днях рождения такого скопления друзей. Во-вторых, твои друзья превратили застольный банкет то ли в театрализованное представление, то ли в литературный салон.

Хозяин «Эрмитажа» был прав. Друзья Бориса преобразовали заурядную пьянку в блистательный капустник. Тут были и стихи, посвящённые юбиляру, и сценические водевили и скетчи, испещрённые смешными куплетами и весёлыми рассказами в адрес именинника, а также ремиксы, переложенные на ретро-мелодии. Апофеозом всего этого стал, внесенный в зал, трёхметровый щит, на который были наклеены три листа ватмана. На каждом из них при помощи компьютера были отпечатаны цветные географические карты. На первом листе карта Москвы, где родился Борис, на втором – подборка карт Кавказа, Памира, Чукотки и Сибири, где юбиляр работал в экспедициях и совершал горные восхождения, а на третьем – карта Израиля, где он прожил почти двадцать лет. Вдоль всех этих картографических листов была нарисованы железнодорожные шпалы, а над ними крупными, пурпурного цвета, буквами было написано «Трансмагистралъ Бориса Буткевича». На всех листах были наклеены, выбранные Татьяной, наиболее значимые фотографии, характеризующие 60-летнюю поступь супруга. Под каждым снимком помещались четверостишья, с юмором комментирующие данное изображение. Борис потом скажет, что в жизни не получал такого обалденного и роскошного подарка. Эта, действительно, эксклюзивная склейка ещё долгие годы провисит в его кабинете.

Глава 45. На пенсию

Годы тем временем бежали своим чередом, точнее не бежали, а стремительно мчались вперёд так, что обернуться в прошлое не было никакой возможности. Оглянулся назад Борис только тогда, когда на торжественном банкете, посвящённому его уходу на пенсию, генеральный директор Ури Векслер вручал ему памятный настольный знак. На нём внутри прозрачного куба высвечивалась карта Израиля, а на красивой мраморной подставке было выгравировано «Доктору Борису Буткевичу на память от работников института геодезии и картографии». Ури Векслер произнёс в адрес Бориса более чем проникновенные слова, он сказал:

– Я выступаю здесь как бы в качестве истца, но не с тем, чтобы выставить претензии Борису, а наоборот, выразить глубокую признательность за его немалый вклад в развитие израильской геодезии. Знаю, что нет незаменимых работников, но всё равно мне лично будет не хватать доктора Буткевича не только как ценного специалиста, а и как доброго приятеля, с которым мы подружились.

– Если уж уважаемый Ури Векслер выступил здесь в роли истца, – сказал в заключительном слове Борис, – то мне ничего не остаётся, как быть ответчиком. А отвечаю я за качество, работ произведённых под моим руководством. Кто, как не вы, знаете, что брак геодезических работ порой может обнаружиться и через несколько лет. Гарантирую, что брака не будет. Это, во-первых. А во-вторых, так сложилось в моей жизни, что я проработал во многих местах, во многих коллективах, но поверьте, такой дружной, такой искренней и такой тёплой команды, как у нас в институте, не встречал нигде. Спасибо вам за это, дорогие друзья!

Борис вдруг вспомнил, как на первом курсе института (это было почти полвека назад), на экзамене по истории КПСС, ему попался вопрос «Постановление ЦК КПСС о пенсионном обеспечении трудящихся» (в то время решения съездов и пленумов коммунистической партии в обязательном порядке входили в экзаменационные билеты). Тогда слово «пенсия» ему казалось чем-то очень далёким где-то за пределами галактики. И вот, пожалуйста, эта далёкая галактика приблизилась вплотную. Причём расстояние это измерялось не в космических парсеках, а в земном интервале времени, которое пролетело, как один миг. В активе остались учёба в институте, аспирантура, защита диссертации, плодотворная трудовая и исследовательская деятельность, более полусотни научных публикаций, руководящие должности и учёные степени и звания. Однако наиболее весомым активом являлась любимая жена Татьяна, две очаровательные дочери: Светлана и Наташа, две прелестные внучки: Николь и Даниэль и два неотразимых внука: Максим и Дэвид. В пассиве обрела зримые очертания пенсия под затёртым названием «заслуженный отдых». Борис знал, часть этого отдыха займёт продолжение «сеяния» пусть и не вечного, но, уж точно, разумного и доброго в университетах и колледжах, которые он даже не думал оставлять. Оставшуюся же часть времени он планировал посвятить внукам, вложить в них то, что не успел из-за своей занятости дать своим дочерям.

163