Рядом с ним сидел тучный лысый, с пивным брюшком, багровым лицом и красным носом, мужчина. От него и сейчас попахивало чем-то алкогольным. Когда судья спросила его, как он, будучи вдребезги пьяным, соизволил сеть за руль, он ответил:
– Госпожа судья! За свою 40-летнюю жизнь я ни разу не пробовал, ни водки, ни коньяка, ни даже пива.
Судья не без отвращения посмотрела на него (за километр было видно, с кем она имеет дело) и спросила:
– Как же так получилось, что экспертиза определила в вашем организме почти 100 % содержание алкоголя?
– Да очень просто, госпожа судья, – усмехнулся красномордый ответчик, – в ресторане, где отмечался мой день рождения, я налил себе в бокал, вы знаете, такой, прозрачного цвета, напиток под названием «Спрайт».
– И что из этого следует? – продолжила допрос судья.
– А то и следует, ваша честь, – невозмутимо воскликнул он, – что мне подменили бокал, подсунув посудину с налитой водкой.
– Я что-то не поняла, – удивилась судья, – вы, что не могли с первого глотка определить, что это не «Спрайт», а крепкий алкоголь.
– Да в том и дело, что нет, – деланно рассмеялся кандидат в общество анонимных алкоголиков, – я просто привык все напитки пить «залпом».
Огорошенная переводчица с трудом подобрала мало-мальски похожий синоним, чтобы правильно перевести на иврит слово «залпом». А обаятельная служительница Фемиды постановила:
– Что ж, молодой человек, продолжайте «пить залпом», только уже без водительских прав, которые я вам не возвращаю.
Когда очередь дошла до Бориса, в зале уже никого не осталось. Он был последний. Блюстительница правосудия так никому права и не вернула. То ли потому, что все они были мужчинами, которых она ненавидела, то ли потому, что все они были пришлыми «русскими» из СССР, которые по какой-то причине были ей несимпатичны. Она в упор глянула на Бориса уставшим взглядом и поспешно проговорила:
– Господин Буткевич, из всех здесь судимых, как следует из документов, вы, пожалуй, единственный были трезвый. Так за что, всё-таки, у вас забрали права? Ваша версия. Только кратко, можно сказать, залпом.
Борис ещё не успел собраться с мыслями, как со своего места вскочил представитель полиции и благим матом заорал:
– Госпожа судья! Прошу принять во внимание, что, несмотря на то, что он был трезвый, у него, из всех здесь собравшихся, самое злостное нарушение правил движения на дороге.
Борис понял, что его дело далеко не в шляпе и что, похоже, не видать ему своих прав в ближайшее время. Ещё он понял, что судья устала, и поэтому сократил свою домашнюю заготовку в два раза и буквально в нескольких словах изложил свой взгляд на случившееся. Судья внимательно посмотрела на него и спросила:
– Скажите, господин Буткевич, вы приехали из России?
– Ну вот, и она туда же, – подумал Борис, вспомнив усатого полицейского.
Вслух же он произнёс:
– Разве это имеет какое-то значение для вынесения вашего вердикта, ваша честь?
– Ещё как имеет, – подтвердила она, – вы знаете, господин Буткевич, я возвращаю вам права до следующего суда. А знаете, почему?..
– Я протестую, ваша честь, – перебил её представитель полиции.
Судья подняла руку вверх и, отчеканивая каждое своё слово, произнесла:
– Господин майор, я призываю вас к порядку и не перебивать меня. В этом зале приговор выносит правосудие, а не полиция.
Затем, обращаясь уже к Борису, она продолжила:
– Я возвращаю вам права, во-первых, потому, что вы единственный из ваших соплеменников пришли без адвоката и не так уж и плохо защищались сами, а во-вторых, единственный явились без переводчика и весьма прилично изъяснялись на иврите. Пожалуйста, решение суда получите в секретариате.
Обрадованный Борис, как пробка из-под шампанского, вылетел из зала суда, забыв даже от ликующего волнения поблагодарить судью. А через год заключительное судебное заседание, правда, уже не без помощи адвоката, окончательно оправдало его.
Таким образом, в ресторан на свой юбилей Борис пришёл не пешком, а приехал на своём авто. Юбилей знаменовал собственное 60-летие. Было совсем непросто прожить все эти годы, из которых 18 лет пришлись на бытие на Святой земле. Было сложно, было тернисто, но вместе с тем было интересно. Он родился у стен древнего Кремля в белокаменной столице, как оказалось, вовсе не нерушимого Союза социалистических республик. Там, в Москве, получил образование, познакомился с Татьяной и женился на ней, там родились его кровинушки Светлана и Наташа. Здесь в Израиле он обрёл вторую родину, которая, вообще-то, по библейским канонам считается родиной его предков. Здесь в Израиле родились его внуки, выстроив в этом плане полную симметрию. У Светланы родилась девочка Николь и мальчик Максим, и у Наташи родилась девочка Даниэль и мальчик Дэвид. В итоге, вполне возможно, что не окончательном, у Бориса и Татьяны появилась великолепная четвёрка замечательных и горячо любимых внуков. Спрашивается, какой итог может быть прекраснее этого. Но резюме было подводить ещё рано. До пенсии оставалось ещё семь лет. А пока, родственники и многочисленные друзья отмечали его юбилей в ашдодском ресторане «Эрмитаж». По этому поводу Борис сочинил 45-куплетную поэму, которую назвал автопосвящением, т. е. посвящением самому себе. В ней он попытался отразить свой 60-летний марафон по волнам своего жизненного моря. Среди прочих строк там были и такие:
Был институт, о святотатство,
Девчонки, сессии, кино,
Студенческое было братство,
Походы, песни и вино.
Был траверс трудный, был фарватер,
На спусках даже был подъём,
Был эдельвейс и альма-матер,
Я твёрдо шёл своим путём.
Я помню горные вершины,
Патрон в заряженном стволе,
И след предательской лавины
На крутой заснеженной скале.
Было страшно, скрипела кремальера,
Отсчёт углов светился на шкале,
И надеждою плыла куда-то вера,
Как рефракция в оптическом стекле.
Скажем так, на пройденном этапе,
Что благодарен я своей судьбе.
Судьба играет, значит, дело в шляпе,
А я, друзья, играю на трубе.
Судьба моя: из искры – пламя,
Поспоришь разве со своей судьбой,
С небес свалилась дева Таня,
Она же стала верною женой.
Причина, следствие, а может подоплека,
Я с места взял такой крутой разгон,
Что более уже, чем четверть века
Шагаем мы по жизни в унисон.
Как хорошо, спокойно жить на свете,
Когда с тобой – красавица жена,
Когда с тобой взрослеют твои дети,
Когда вино допито до конца.
И плыло время, такое быстротечное,
А я за ним, как древний Одиссей,
Я сеял доброе, разумное и вечное
В аудитории студенческой своей.
Мелок крошился на доске игриво,
И формулы ползли куда-то вверх,
А синусоида, как пена в кружке пива,
Предначертала первый мой успех.
А жизнь в предрассветные туманы
Неслась, как искромётный водевиль,
И я, собрав пустые чемоданы,
С семьёй уехал прямо в Израиль.
Здесь, на святой земле Христоса,
Мы свой создали прецедент,
Простите нас, что быстро и без спроса
Внедрили русский северный акцент.
Скажу я в качестве отчёта,
Что редко я кривил душой,
Людей всегда любил, любил без счёта,
Старался быть всегда самим собой.
И вот сейчас стою я перед вами
В свой этот незабвенный юбилей,
Я был всегда силён, силён друзьями,
Нет в мире этом ничего сильней.
Года бегут в своём вояже,
Судьба проносится моя,
В ашдодском нашем «Эрмитаже»
За вас я пью, мои друзья!
Диезом пусть гремят литавры,
Богатство – все мои года,
Зажглися в зале канделябры,
«Лехаим» – дамы, господа!