Русский акцент - Страница 159

159

– Минуточку, Боря, всё это поправимо, – заговорщически усмехнулась Татьяна, – ты забыл, что живёшь в 21 веке. Я тебя отведу в такое место, где даже из немого сделают вокалиста.

Сказано – сделано, не прошло и четверти часа, как Татьяна посадила Бориса в машину и повезла в центр города. Там она завела его в современный офис, где в одном из кабинетов располагалась студия звукозаписи. Стены кабинета были задрапированы тёмно-красным, вероятно, звукопоглощающим материалом, в его центре размещались непонятные компьютерные и акустические устройства, сигнальные процессоры которые призывно мигали разноцветными лампочками. Бориса завели в специальную кабину, вручили микрофон, надели на него наушники и предложили петь. С одной стороны он ощущал себя космонавтом, парящем в замкнутом пространстве, а с другой, знаменитым певцом, то ли Иосифом Кобзоном, то ли Львом Лещенко, записывающих свой очередной диск. Несколько раз звукооператор давал ему соответствующие указания по изменению тональности и тембра голоса. Остальное волшебство совершала высокочувствительная аппаратура, которая сглаживала, поправляла или вообще исправляла места, где Борис ошибался в нотном воспроизведении своей песни. Не прошло и получаса, как ему вручили диск с записанным ремиксом. Когда они с Татьяной покинули студию, потрясённый Борис, сжимая в руке кругляшек полученного диска, озадаченно спросил:

– И что же, Танюша, прикажешь мне со всем этим делать?

На что улыбающаяся Татьяна буквально протараторила:

– Не волнуйся, Боренька, всё под контролем. Я договорилась с ди-джеем, он вставит диск в аппаратуру и ты будешь петь.

– Не понял, – взорвался Борис, – кто будет петь, мой голос, записанный на диске или мой голос живьём.

– Я не понимаю, Боря, кто присудил тебе докторскую степень, – разозлилась Татьяна, – разве ты никогда не слышал, что такое фонограмма?

– Постой, постой, Танюша, – вдруг осенило Бориса, – ты хочешь сказать, что я должен буду только делать вид, что пою, т. е. каким-то образом синхронизировать свои движения и мимику в соответствии с тем, что записано на диске.

– Ну вот, наконец-то, умненький ты мой, – похвалила его Татьяна, – будешь, как настоящий современный артист, петь под свою же «фанеру».

Борис хотел было что-то возразить, но осознав, что дело уже сделано, неопределённо взмахнул рукой и пошёл к машине.

Когда на свадьбе гости приступили к банкетной части, тамада объявил:

– Уважаемые гости! На израильской свадьбе не принято произносить торжественных тостов. Во время нашей танцевальной программы все желающие получат микрофон для кратких пожеланий в адрес молодожёнов. Единственное исключение я делаю для отца невесты, который хочет исполнить вокальное посвящение своей дочери Наташе. Борис Абрамович, пожалуйста, мы ждём вас у микрофона.

Борис, облачённый в белый костюм, который Наташа чуть ли не силой заставила его приобрести, поднялся на сцену. Ему казалось, что во время защиты диссертации он волновался меньше, чем сейчас. Когда ди-джей вставил диск и полился проигрыш романтической мелодии, гости, сидящие за столами, перестали есть, пить и разговаривать. В зале, где присутствовали три сотни гостей, установилась полная тишина. Фонограмма сработала, и голос Бориса буквально окутал всё помещение. Он вдохновенно пел, вернее, артистически имитировал свою запись в студии. Но никто не замечал этого, все вслушивались в проникновенные, идущие от самого сердца, слова, сочинённые Борисом:

Жёлтые листья в саду шелестят,
Детство уходит в ночной звездопад,
Ты повзрослела осенней порой,
Ты в белом платье стоишь под хупой,
Ты в белом платье стоишь под хупой.
Небо пронзила ночная заря,
Замуж выходит дочка моя,
Сердце трепещет под белой фатой
Была невеста, а стала женой,
Была невеста, а стала женой.
Над синим морем чайки летят,
Падают звёзды на белый наряд,
Звёзды шальные падают вновь,
Так, моя дочка, приходит любовь,
Так, моя дочка, приходит любовь.
Искры играют ночного костра,
Ласковым светом сияет луна,
Утро вбивает серебряный гвоздь,
Пусть же хранит твоё счастье господь,
Пусть же хранит твоё счастье господь.
Блеск обручальных семейных колец,
Любит Наташу счастливый отец,
Жёлтые листья осенней порой,
Дочка родная, горжусь я тобой,
Дочка родная, горжусь я тобой.

Когда затих последний аккорд студийной аранжировки этой волнующей мелодии, зал обуяло странное безмолвие, которое буквально через минуту взорвалось шквалом аплодисментов. Все привстали со своих мест и рукоплескали Борису, который обнимал прильнувшую к нему Наташу. Рядом с ним стояли счастливые Татьяна, Светлана и маленькая внученька Николь. Чуть позже к Борису подошли заплаканные подруги Наташи, которые сказали ему:

– Ой, дядя Боря, это было так трогательно, волнительно и романтично, что слёзы выступили у нас из глаз. Спасибо.

Но самый приятный комплимент Борис получил от своего директора. Ури Векслер, обняв его за плечи, торжественно промолвил:

– Смотри, Борис! В песне, которую ты пел на русском языке я не понял ни одного слова. Но, то ли, хватающая за душу, мелодия, то ли интонации твоего голоса позволили мне догадаться, что речь идёт о твоей любви к дочке. Браво, Борис! Это было очень сентиментально.

Может быть потому, что в отличие от свадьбы Светланы, у Наташи венчание осуществлялось под хупой, обошлось без традиционной драки, которые бывают на русских свадьбах. Господь распорядился, чтобы всё завершилось тихо и мирно. В три часа ночи умиротворённые Татьяна и Борис легли спать, а уже в восемь часов утра их разбудил телефонный звонок. Звонила Наташа, её счастливый нежный голосок вещал в телефонную трубку:

159