Русский акцент - Страница 24

Дотану вторил Иосиф, который в унисон с ним верещал:

– Да ничего он не понимает, один бог знает, где он купил свои инженерные и докторские дипломы.

Игаль, будто это было отрепетировано заранее, когда Иосиф заканчивал своё последнее слово в предложении тут же стремглав подхватывал его и, не давая Борису передохнуть, неистово, захлёбываясь в крике, продолжал:

– И вот эта твоя двухметровая ошибка привела к тому, что прибыла бульдозерная техника, и вместо того, чтобы делать выемки, они стали сооружать насыпи. Машины уже работают шестой день. Ты представляешь, сколько лишней земли они насыпали? Ты хотя бы на минуту улавливаешь, какие убытки я понесу?

Борис ничего не улавливал и ровным счётом ничего не понимал. В своё время он изучал теорию ошибок измерений и понимал, что когда допускается миллиметровая или даже сантиметровая ошибка, то отыскать её в большом объёме измерений чрезвычайно трудно. Но, когда речь идёт об огромной погрешности, равную двум метрам (а такую ошибку в теории называют грубой), найти её, как правило, не представляет труда.

Тем временем Игаль продолжал надрываться:

– Даю тебе, Борис, два дня, за которые ты должен обнаружить эту ошибку, найти место, где она произошла, и попробовать совершить невозможное – доказать, что наша фирма не виновата в совершении этой грубой неточности.

Не в меру взволнованный Борис тут же начал совершать это невозможное, но осуществить его на практике было не так легко. Шутка ли сказать, на этом объекте все выполненные им измерения расположились в сорока журналах, в каждом из которых было пятьдесят страниц. На каждой странице помещались не менее тридцати измерений вместе с вычислениями. Вот и получалось, что проверить надлежало не менее 60 000 параметров. Фактически Борис сидел не только два отведенных ему дня, к ним он прибавил ещё и две ночи. Он проверил всё и вся: ошибки не было. Тем не менее, ошибка где-то спряталась. Борис услышал, как возле каравана взвизгнули тормоза, он выглянул в окошко и увидел остановившуюся там белоснежную «Тойоту» Игаля, тот ворвался в помещение, забыв даже закрыть дверцы своей «японки», и вопросительно взглянул на Бориса. Он, разводя руки в стороны, удручённо промолвил:

– Могу сказать абсолютно точно, что ошибки в моих измерениях и вычислениях нет.

– К чёртовой матери твоя уверенность, – взорвался Игаль, – где же тогда эта дьявольская ошибка?

– Думаю, что где-то в исходных данных, – мрачно откликнулся Борис, тупо уставившись в таблицу высот исходных реперов, написанных от руки и висевших над рабочим столом Иосифа.

Вдруг по наитию его озарила экстраординарная догадка, он вихрем бросился к книжной полке и достал оттуда каталог координат и высот, отпечатанный типографским способом и официально изданный геодезическим ведомством Израиля. В этом каталоге были помещены высоты тех же пунктов, что и в таблице, висевшей над столом на стене. Борис быстро открыл нужную страницу и сравнил её с написанным в таблице. Высота одного из исходных пунктов в каталоге отличалась от табличного ровно на два метра. Лицо Бориса озарила счастливая улыбка, он резко повернулся к своему шефу и беспечным голосом спросил:

– Скажите, Игаль, а кто переписывал высоты из каталога в таблицу, да ещё и таким корявым почерком.

– А какое тебе, собственно, дело до этого, – грубо оборвал его хозяин, – я и переписывал.

– Да просто маленькая неувязочка здесь приключилась, – чуть ли не прошептал Борис, – при переписке вы ошиблись ровно на два метра, вместо «пятёрки», что в каталоге, тут написана «тройка», отсюда и все беды.

Игаль побледнел, как полотно, и поспешно покинул караван. В мгновение ока он вскочил в свою «Тойоту» и умчался в неизвестном направлении. На следующий день Иосиф проинформировал Бориса, что строительные подрядчики предъявили Игалю Дотану иск на несколько сотен тысяч шекелей. Однако, бизнес его был застрахован по всем арбитражным правилам и, в конечном итоге, он отделался лёгким испугом. А ещё через день Игаль лично позвонил Борису домой, долго и красиво извинялся, пообещав ему повышение в должности. Уже в следующем месяце он прибавил ему зарплату на восемьсот шекелей, что на то время по курсу составляло почти четыреста долларов. Для нового репатрианта это были совсем немаленькие деньги.

Так уж складывалось, что на первых порах жизнь Бориса в новой стране была лишена ореола романтики, по крайней мере, вместо высокой поэзии, которую он очень любил, она окутывала его серой прозой, рутиной и обыденщиной. Каждое утро одна и та же строительная площадка, изрытая котлованами, контурами будущих проездов, испещрённая колышками с красными и голубыми ленточками, означающими насыпь или выемку по трассе проектируемых дорог. Каждый день теодолит или нивелир, зрительные трубы которых надо было поворачивать на визирные цели, каждый вечер необустроенная съёмная квартира с окнами, выходящими в пустыню, и неудобный диван, на который он падал обессиленный после тяжёлого полевого дня на изнуряющей жаре. Удовлетворение приносила лишь разумная зарплата, которая, впрочем, позволяла только нормально кормить семью, оплачивать аренду квартиры и коммунальные услуги. В прошлой жизни Борис по результатам своих исследований писал статьи в научные журналы, разрабатывал методические указания для студентов, читал лекции по нескольким большим и сложным курсам, вёл учебную практику и руководил дипломными проектами. За год до отъезда Борис даже открыл научно-технический кооператив. Он успел насладиться вкусом предпринимательской деятельности, вникнув параллельно в тонкости коммерции и бизнеса. За это Борис был благодарен отцу перестройки Михаилу Горбачёву, открывшему ему путь в свободное плавание. Сегодня, выполняя топографическую съёмку на строительной площадке, он вспомнил, как он открывал свой геодезический бизнес в Москве. Именно сегодня, в это жаркое, насыщенное высокой влажностью утро, эти воспоминания навели его на вполне закономерное резюме: